Следопыт и следопыты

Источник: http://www.autoreview.ru

Этой поездки мы ждали с осени прошлого года. Март, апрель, май... Молчание. И наконец долгожданное согласие нашего проводника: - Приезжайте. Но есть обязательное условие: по вашей наводке в лес не должен попасть ни один человек. Мне не нужны конкуренты.

Собрались за два дня. А роль экспедиционного транспорта досталась автомобилю, название которого подходило для нашей затеи как нельзя лучше, - Nissan Pathfinder, в переводе с английского «следопыт». За сутки ему предстояло перебросить нас на 2200 км к северо-западу от Москвы, в те места, где с августа 1941-го по ноябрь 1944 года проходила линия Карельского фронта и где сейчас работают те, кого людская молва окрестила «черными копателями».

Если бы автомобили умели говорить, то перед стартом экспедиции просевший под тяжестью поклажи Pathfinder выдал бы такое, что можно повторить только в мужской компании. Четыре канистры с топливом, набитые теплыми вещами рюкзаки, палатка, газовый баллон, лопаты, двадцатиметровый металлический трос, огромный реечный домкрат, три тяжеленные коробки с продуктами... Чтобы запихнуть это хозяйство в багажное отделение Следопыта, пришлось демонтировать сиденья третьего ряда (они «съедают» значительный запас пространства по высоте, да и весят немало) и сложить крайнюю секцию спинки заднего «дивана». Дождевой тент и прочую мелочь впихивали через открывающуюся «форточку» задней двери - исключительно удобная лазейка! Если на каком-нибудь пикете нас попросят показать содержимое багажника, то любопытного сотрудника ДПС просто завалит негабаритной поклажей.

Внимания со стороны правоохранительных органов нам хотелось избежать и по более веской причине. Район, в который мы направлялись, находится совсем близко от государственной границы и является территорией, где ведется постоянный надзор за любой поисковой деятельностью. Что это за район? Разверните карту Карелии, найдите на ней железнодорожную станцию Лоухи и отсчитайте 200 км на северо-запад. Сосновый, Кестеньга, Топозеро - во время Великой Отечественной войны озерный рай Северной Карелии был адом, в огне которого сгорели десятки тысяч людей. Для поисковиков, коллекционеров военной геральдики и следопытов всех цветов и мастей этот район - подлинный заповедник: на узких перешейках среди лесных болот по сей день остаются «нафаршированные» металлом места, которых вообще не касалась лопата военных копателей. О карельских военных трофеях ходят легенды. В песчаной почве возвышенностей и лишенной кислорода болотной воде остается целехонькой даже газетная бумага, а отдельные образцы оружия можно легко привести в боевое состояние сразу после извлечения из земли. На местах длительной дислокации войск частенько попадается и тыловая «бытовуха» - фарфоровая посуда, остатки содержимого вещевых складов и даже нетронутое продовольствие. Удивляться нечему: из всех фронтов, действовавших в годы Великой Отечественной войны на территории СССР, Карельский держался дольше всех, с августа 1941-го по ноябрь 1944 года. Причем именно на его участке оставалось единственное место, где войска вермахта так и не смогли пересечь границу Советского Союза, - это горный массив Муста-Тунтури.

Две тысячи километров за рулем груженного «по уши» Следопыта были похожи на езду по Дороге жизни: нежное «поглаживание» педали газа, плавные торможения, неторопливый разгон - и никаких обгонов! Правый глаз смотрит на дорогу, левый «сверлит» дисплей с цифрами среднего расхода топлива. А что делать? С качественным топливом в Северной Карелии дела обстоят неважно, и если верить местным жителям, то в глухих местах в бак можно залить такое, что на эвакуаторе придется добираться аж до самого Питера. На мурманской трассе «прожорливость» четырехлитрового бензинового двигателя, работающего в паре с «автоматом», удалось поддерживать на отметке 12,8 л/100 км - рискнем предположить, что так экономично на этом автомобиле до нас не ездил никто.

Сутки за рулем «раскидали» на двоих. Далеко позади остались Петрозаводск и Кемь, и на посту ГИБДД у городка Лоухи мы сворачиваем на запад. Примечательное место. Говорят, что взятый в плен пилот немецкого бомбардировщика гордо заявил на допросе, что за время войны бомбил три «Л»: Лондон, Ленинград и Лоухи - узловую станцию Кировской железной дороги, которую войска вермахта пытались захватить или разрушить любой ценой. Дело в том, что для Советского Союза северный «железный путь» был единственной артерией, связывавшей Центр с портами Мурманска и Архангельска, через которые шли грузы от союзников по антигитлеровской коалиции (помните книгу и фильм «Конвой PQ-17»?) и осуществлялись поставки продовольствия в блокадный Ленинград. Не захватили и не разрушили - даже несмотря на помощь финских подразделений и норвежских добровольцев, воевавших на Карельском фронте в частях СС. Еще в июне 1941 года во время одной из атак частей Красной Армии интернациональные эсэсовские подразделения бросили в панике свои позиции, а летом 1944 года во время штурма сопок Капролат и Хассельман под Кестеньгой бойцы 205-й стрелковой Полярной дивизии ценой страшных потерь уничтожили норвежский добровольческий батальон горнострелковой дивизии СС Норд. Об этом здесь знают и помнят все. Не забывают и «там»: в карельском поселке Коккосалма правительство Финляндии установило стелу в память о своих соотечественниках, воевавших на стороне вермахта и погибших в районе Кестеньги. Спору нет, воспоминания о войне, прошедшие через «фильтр» трех поколений, утратили свою остроту. Многое переосмыслено и переоценено. Да и восьмидесятилетние ветераны уже без ненависти смотрят в глаза своим бывшим врагам. Но вид таких памятников почему-то все равно вызывает чувство протеста.

Забираться на автомобиле в дебри карельских болот и слишком глубоко «копать войну» мы не собирались (несанкционированные раскопки в этих краях, мягко говоря, не поощряются), но на борту нашей машины имелось кое-какое специальное оборудование: два профессиональных американских металлодетектора White's (эти приборы позволяют обнаруживать под землей как черные, так и цветные металлы) и навигационный приемник Garmin GPSmap 276C с электронной картой Карелии. Спутниковая навигация в этих краях незаменима, а наш приемник умеет не только отображать векторные (масштабируемые) карты, но и позволяет работать с путевыми точками (помечать, рассчитывать расстояние и т.д.), записывать треки (электронные следы) и выполнять роль компаса. Правда, американская электронная картография не радует качественной русификацией (названия географических объектов даны латиницей), но в некоторых районах отображает дороги, которых нет даже в более подробных бумажных атласах.

Сто километров на запад от поселка Сосновый мы преодолели за три с половиной часа - на отдельных участках дорожное покрытие (точнее, его отсутствие) вынуждало ехать с черепашьей скоростью. Заезжаем в лес, разбиваем лагерь и, придя в себя, осматриваемся по сторонам. Два часа ночи, луны не видно, но светло так, что фотографировать можно без вспышки. Питерские белые ночи по сравнению с карельскими - просто кромешная тьма! Жути нагоняла зловещая тишина и полное безветрие - деревья на берегу прозрачного лесного озера выглядели как нарисованные.

- Здесь многие копают, - говорит наш проводник Андрей, - не только я. Я вот уже учеников воспитал. Но есть принципы. Могилы, например, мы не трогаем никогда.

Часовую лекцию об особенностях ведения боевых действий в Карелии, характеристиках стрелкового оружия, номерах воинских частей и тактических нюансах боев мы слушали раскрыв рот. Андрей говорит, что были у него и проблемы с «органами». Ловили. Но лес все равно манит. Необычный он какой-то...

- Мужики, вы тут поосторожнее с ночными прогулками, особенно в туман. Я как-то отошел от костра метров на пятьдесят, а обратно к лагерю вышел только под утро. Ребята меня уже похоронили...

Потом был рассказ о необъяснимых галлюцинациях, о лежащих на дне озер сокровищах и фантастических находках. Вообще, если всерьез воспринимать то, что рассказывают о болотах Северной Карелии, можно подвинуться рассудком. Здесь, например, периодически видят НЛО, причем в 1980 году о «контакте» с пришельцами было проинформировано даже местное отделение КГБ. Бойцы поисковых отрядов рассказывают журналистам районных газет о найденных шпагах, которые, дескать, использовались высшими чинами СС при проведении особых мистических ритуалов... Периодически говорят об аномальных геологических разломах и следах засекреченной организации Anenerbe («Наследие предков»), действовавшей под эгидой СС и занимавшейся исследованиями в области паранормальных явлений. Бред? Но здесь действительно находят медальоны с руническими символами. А если активность эсэсовцев из Anenerbe вплести в канву секретных северных исследований академика Барченко (Александра Барченко, расстрелянного в 1938 году, историки называют носителем Великой тайны древних цивилизаций - его работы по хиромантии, телепатии и парапсихологии до сих пор хранятся в архивах НКВД), то... В общем, жутковато здесь. А у нашей машины вдруг спустило заднее левое колесо, а кожаные сиденья никак не хотели раскладываться в горизонтальную «лежанку»...

Утренний выход в лес вызвал новую бурю эмоций. По сравнению с «перепаханными» местами боев в средней полосе России Карелия - это terra incognita! Отойдя от лагеря на километр, мы обнаружили четыре нетронутых блиндажа, гору немецких противогазов, обломки боевой техники и разрушенный тыловой склад, вокруг которого валялось несколько десятков походных печек и угольных кофейников. Железо ржавое, но сохранность с учетом прошедших шестидесяти лет очень приличная. Бывший военно-транспортный аэродром недалеко от озера Калладиярви до сих пор находится в таком состоянии, что мы не смогли отказать себе в удовольствии поноситься по его взлетно-посадочной полосе на своем автомобиле. Широко, просторно, безопасно - хоть сейчас сажай самолеты! На заболоченном берегу угадываются следы деревянного пирса, из почерневших стволов деревьев торчат изоляторы линии электропередачи, в воде лежит двигатель от бензогенератора - основательность, с которой немецкие части располагались во фронтовом тылу, впечатляет. Вот останки смотровой эстакады для автомобилей, смятые канистры, болты, гайки, скобы - здесь, судя по всему, стоял автобат. Еще пятьсот метров вглубь... Мираж? Нет, это кузов военной машины Kuebelwagen. Поодаль - остов легкового Студебеккера. Сотрудники музея Авторевю вытащили бы такие раритеты на руках!

Впрочем, желающих «почистить» карельский лес на предмет ликвидного «железа» и без нас становится все больше. У каждого из залетных следопытов свой интерес, свои цели и методы поиска. Одних интересует оружие (оригинальные, но дезактивированные, то есть непригодные для боевого использования, «стволы» чрезвычайно высоко ценятся среди коллекционеров), других - геральдика, третьих - снаряжение, а четвертые «метут» все подряд, надеясь «отбить» затраты на поездку, продавая находки любителям военной старины. Делить этих людей на «красных» и «черных», благородных и циничных, непросто.

С поисковиками из Петрозаводска мы познакомились на второй день лесных приключений. Исцарапанные руки, рваный выцветший камуфляж, машина - без слез не взглянешь. Но когда из багажника достается новейший металлоискатель (цена таких приборов иногда превышает $2000) и любимая титановая лопата, угрюмый дядька превращается в светящегося охотника. Слушать таких людей можно часами - военно-исторические знания «продвинутых» поисковиков тянут на честную кандидатскую диссертацию. Они разбираются в тактике боевых действий, великолепно ориентируются на местности, по памяти цитируют архивные документы и на глаз идентифицируют любую найденную в лесу железку: - Ты хоть знаешь, что ты сейчас выбросил? Это же половинка военного котелка!

Чтобы стать обладателем действительно ценной находки, требуется не столько суперсовременный поисковый прибор, сколько чутье следопыта. В этом мы убедились, когда из тщательно обследованной металлодетектором ямы Андрей движением фокусника вытащил целехонький фарфоровый бокал с немецкой символикой на донышке... Но и мы не оплошали: на третий день лесных приключений в полукилометре от старой грунтовки «взвизгнувший» металлодетектор обнаружил большую «аномалию». Это был сожженный вещевой склад. Окопав его по периметру, мы вытащили из-под земли пару сотен металлических застежек для ремней, несметное количество сапожных набоек, стопку обуглившихся плащ-палаток и около двадцати килограммов шипов для немецких горнострелковых ботинок.

Увлекательное занятие. Но крайне «скользкое» с правовой точки зрения (получить официальное разрешение на поисковую деятельность практически невозможно), небезопасное и не терпящее дилетантского подхода. А еще нужна крепкая нервная система.

- Видишь прямоугольное углубление? Похоже на стрелковую ячейку. Если здесь находился прикрывающий пулеметчик, то метров через сто вдоль директрисы наверняка лежат и наши, и немцы. «Прозвонив» участок болота металлодетектором, вскрываем лопатой дерн. Ноги подкашиваются не оттого, что видишь Смерть, а от осознания ее масштабов - на сотни метров вокруг болотный ковер скрывает точно такую же страшную картину. Никто не забыт, ничто не забыто? Истинную цену этому лозунгу знают, пожалуй, только участники Вахты Памяти, которые перезахоранивают найденные останки и все еще пытаются восстановить имена погибших - по случайно обнаруженным документам, надписям на ремнях, самодельным «смертникам»... Увы, удается это нечасто. Прежде всего из-за непродуманной системы личных опознавательных знаков. В солдатском медальоне, поступившем в войска Красной Армии в 1941 году, военнослужащие были обязаны хранить два бумажных бланка с личными данными. В случае гибели бойца похоронная команда должна была найти в карманах или на шее погибшего медальон, открыть его, извлечь один экземпляр бланка, снова завинтить крышку и положить футляр обратно в карман. Но в боевой обстановке, особенно на передовой, это правило соблюдали не всегда: солдатские медальоны просто изымались, и захоронения получались безымянными. Кстати, «смертельная метка», которая использовалась в войсках вермахта, представляла собой овальный жетон с дублированными надписями и продольной перфорацией. При захоронении военнослужащего он разламывался пополам: одна часть оставлялась при погибшем, а вторая забиралась представителем военной канцелярии. Таким образом, если найдена половинка жетона, это значит, что военнослужащий уже числится в списках боевых потерь. Целый медальон говорит о том, что обнаружены останки пропавшего без вести.

Фронт. Тыл. Наши, немцы. Хлюпающие болота, поросшие лесом холмы и разбитые грунтовки. От бесконечных переездов и светлых ночей теряется ощущение реальности. В бак Ниссана вылита последняя канистра бензина, и, «шлифуя» раскисшую колею, он вывозит нас из карельских лесов. Басовито урчит двигателем, отплевывается грязью, стрекочет электронными имитаторами блокировок, кое-где садится на «брюхо» и тащит на буксире сломавшийся автомобиль петрозаводских поисковиков. Но взятый из Москвы эвакуационный домкрат нам не потребовался. Посторонняя помощь - тоже. Nissan Pathfinder порадовал ездовым комфортом: хорошую шумоизоляцию, плавность хода и способность поддерживать высокую среднюю скорость особенно ценишь при бросках на дальние расстояния. Эх, убрать бы с сидений модную «свинину», заменить прожорливый бензиновый мотор на экономичный дизель, а «автомат» - на старую добрую «механику». Вот это был бы Следопыт!

Долго находиться в атмосфере войны непросто. Даже имея опытного проводника, полный комплект снаряжения, комфортабельный внедорожник и запас топлива. Избавившись от опасных находок (упаси боже попасться на выездном посту с «рвачкой» или «стволом»!), мы сложили в багажник промокшее снаряжение, попрощались с петрозаводскими мужиками и, отъехав пару километров от места последней стоянки, стерли из электронных мозгов GPS-навигатора следы своего недельного пребывания в карельских лесах. Этот маршрут останется только в нашей памяти. А любопытным туристам в этих местах, пожалуй, делать нечего.